Елена Ильичева
* * *
Зима прошла. Я так или иначе
Как на иголках. Ты - как на игле.
Но сядешь в кресло, примешь позу мальчика,
Который вырос из своих проблем
И перестал от жизни ждать подвоха:
Неправда всё - от страха до укора.
Есть голос. И плечо. И воздух вздоха,
Истраченный на ветер разговора.
Горячая ладонь на грани локтя,
Спокойный взгляд откуда-то оттуда.
Всё так легко. Всё здесь. И я не буду
Обкусывать ухоженные ногти
Лишь оттого, что всю тоску по миру
Своим дыханием заученным и ровным
Ты сводишь к фарсу, тонко симулируя
Неактуальность абстинентного синдрома.
Я тоже не люблю душевной боли,
Вот только снится что-нибудь такое...
Как трезвый Анонимный Алкоголик
Во сне готовится к последнему запою,
Чтоб в ужасе проснуться. Я забыла
Соленый вкус во рту, когда душа
Прострелена навылет грустной силой
Влюбленности. И если не мешать...
Но я рискну. В меня ворвется хаос
Прекрасной жизни: запахи мужчин
И снега тающего и весенний пафос
Дорог разбитых под колесами машин;
Змеящиеся в сладкой новизне
Щемящи так и жгуче откровенны
По мартовской последней белизне
Безумной вербы вспоротые вены...
Потом нагретый солнцем подорожник
Шершавым краем впишется туда,
Где комната пустая, где знакомо
Не всё ещё. Где мутная вода
В аквариумной сфере: дух “Climat”
И легкой пыли книжных переплетов.
Где я сижу и знаю, что зима
Прошла, и ёрзаю на стуле отчего-то.
И ты, склонивший голову к плечу,
В глазах желаний странных паутина:
“Хочу на Фиджи. А ещё хочу
Сложить упрямую мозаику из льдинок,
Как этот мальчик, помнишь? Ну. который...”
Отчетливо в окне скулит синица
На тонкой ветке. Листья - это скоро.
Да. что-то там про иней на ресницах
Я вспоминаю, вкладывая руку
В твою ладонь движением души.
Всё будет хорошо. Ты помнишь скуку
Понятных жестов? Только не спеши
Мне руку возвращать, скользнув глазами
По смуглой коже. Это неопасно,
Когда искрит пространство между нами.
Напрасно всё? Надеюсь, что напрасно,
Как этот свежий воздух, как синица,
Скулящая в окне на тонкой ветви,
Как верба рваная, как сон, который снится
И не сбывается, как впрочем всё на свете.
Как всё, что тает, всё, что пахнет снегом,
Как эти дни, как этот влажный день,
Оторванный от прочих, как с разбега
В трамвай влетевшая растрепанная тень
От тополя; как всё, что непонятно,
Что в воздухе на волоске повисло,
Пронизанное осторожным смыслом,
Бессмертным и мучительно приятным.
* * *
Было можно тогда, было, кажется, многое можно
В нашем в сущности, маленьком городе, где
На асфальте, блистающем жил подорожник,
Как кувшинки на тёмной далекой воде:
Надо было, конечно, ходить осторожней.
Надо было цепляться глазами за тонкие звёзды,
А губами касаться пушистой макушки младенца,
Но от камня горячего некуда, некуда деться,
А на свет не рождаться и не разговаривать поздно.
Можно было вцепиться в тебя и, пожалуй,
Можно было забыть, что такое - дышать.
Чтоб под воротом где-то шевельнулась и сжалась
В неприличном порыве ледяная душа.
Ты бы вырвался, зная, что это не в стиле:
Мы шаги просчитали ещё на пороге.
С подозрительной лёгкостью я бы тебя отпустила.
Если так, то зачем начинать - безнадёга!
Можно просто прижаться друг к другу. А впрочем,
Если крепко, то сразу становится жарко.
Мы с тобою не любим жары. Если хочешь,
Будем вместе коллекционировать марки.
Наталия Кедрова
* * *
Как закрывает занавес театр
Шурша по пыльной сцене бахромою
И пряча за невидимой стеною
Ответы неразгаданных загадок,
Так прячем от чужих горящих глаз
Под занавесом скуки и забвенья
Те самые прекрасные мгновенья,
Что раньше выставляли напоказ.
Как остаются в опустевшем зале
Аплодисментов праздничное эхо,
И голоса, и переливы смеха,
И незамеченные возгласы печали,
Так память охраняет осторожно
Мозаики рассыпанной фрагменты,
Счастливые и горькие моменты,
В которые вернуться невозможно.
***
За троллейбусными окнами
дрожит жара
и воздух дробится.
Город
зализывает стекла
розовым языком
собачьим.
Долго
на странные пятна
растекаются лица
и взгляды.
Слово “люблю”
давно
потеряно вместе с рифмой.
Теперь его придется
искать незрячим.
Но
троллейбус трясётся
в неудобном
для сердца ритме.
Мне кажется, что я сплю,
а оказывается, плачу.
* * *
Быть женщиной.
Шагнуть случайно,
и нечаянно
войти в чужую жизнь -
на вечность, на минутку -
войти в игру, в толпу, в беду - и тайну
принять как принимают шутку.
Принять в ладони, странную, чужую
и выйдя на дождливой остановке,
рукой махнуть ушедшему трамваю.
Быть женщиной - старинная уловка:
соединив и радость и отчаянье,
узнать и дно колодца и бездонность,
и камня крик и обнажённость края,
легко сойти под дождь на остановке,
на волю чью-то тайну отпуская...
Ольга Сильнова
* * *
Я чуда жду, я верю в чудеса,
И каждый день для чуда двери открываю,
А с лестницы всё те же голоса,
И за окном всё тот же шум трамвая.
А чуда нет... В изгибах естества
Нас ночью мучают земные страсти...
А чуда нет! Приходят лишь напасти,
И так же в осень кружится листва.
И так же в осень падают слова,
Потерянные нами в одночасье,
А на дворе опять стоит ненастье,
Засунув мерзнущие руки в рукава.
И снова капают мгновения дождя,
И тонкой струйкой льются по стеклу недели,
А я всё также тайно в чудо верю,
Как в Рождество наивное дитя.
И в праздник закружится снег ночной,
Свечей капелла запоёт высоко...
Я знаю, я не буду одинока -
На лестнице услышу голос твой...
Олег Немиринский
* * *
Я у моря. И радость, и грусть.
В эту встречу разлук не боюсь.
Я сжимаю в ладонях песок -
Моей памяти вырванный клок.
Ветер с моря и запах мечты.
Приюти меня, бликов звон.
Принимаю морские дары -
Необъятную явь-сон...
1981.
* * *
Тёплым дыханием,
каким согревают птенцов
можно коснуться друга,
мужчины или женщины.
Взаимное понимание -
лишь старая шутка. И только
чуть смущённая и радостная улыбка
позволит сильнее ощутить запах.
И жадные руки коснутся
трепетных лопаток.
Тёплое дыхание
останется в ладонях,
и мы унесём его
в наши пещеры.
1998.
|
печать |
